Новая роль России в современной политике США.
На страницах данного номера EIR перепечатан доклад Центрального экономико-математического института (ЦЭМИ), «К научному обоснованию экономических реформ в России»[1], который имеет особое значение для американских читателей. Одна из целей публикаций такого объемного материала состоит в том, чтобы найти способы лечения весьма опасного заболевания — самодовольного невежества в понимании сегодняшних российских проблем, распространенного среди большинства ведущих экономистов США и других наших мозговых центров, включая не только политиков, имеющих отношение к этим проблемам, но и целые учреждения. Откровенный взгляд на предшествующую и нынешнюю экономическую ситуацию в России, который в общих чертах представлен группой ученых под руководством заместителя директора Института, академика Дмитрия Семеновича Львова, может оказаться исключительно полезным для заинтересованных общественных деятелей, отдельных личностей и учреждений в Америке и Западной Европе.
Доклад этого Института не претендует на то, чтобы ответить на все вопросы, но большинство читателей, включая американских специалистов по России, найдет в нем самое необходимое, свежее и весьма исчерпывающее раскрытие сущности проблем, которые следует меть в виду, если США или другие страны действительно намерены вести политику, адекватную реалиям сегодняшней новой, возрождающейся России.
Так как наша тема — политика США в отношении России, поднимающейся из пепла, оставшегося от навязываемых Тэтчер и Бушем условий (типа МВФ), то мы сопровождаем доклад академика Львова дискуссией, касающейся стратегических интересов США в поиске нового качества отношений и с Россией, и с Китаем. Чтобы установить необходимые ориентиры, вернемся к 12 апреля 1945 года, к тому дню, когда безвременно скончался Президент Франклин Делано Рузвельт.
Сведения Элиота Рузвельта[2] об античерчиллевской политике его отца подтверждаются соответствующими источниками. В течение всей войны главная забота Президента состояла в том, чтобы новый послевоенный мир не стал повторением беды, которую Британия и тот самый простофиля Вудро Вильсон накликали в Версале. Поэтому главными направлениями рузвельтовских послевоенных взглядов на будущее были его постоянные поиски возможностей заключения соглашений с объединенным Китаем и Москвой, которые смогли бы упредить коварные замыслы премьер министра Уинстона Черчилля по послевоенному устройству мира. В связи с безвременной кончиной Президента президентская власть оказалась в руках слабо подготовленного преемника, испытавшего на самом себе роль жертвы, поддающейся внушению такого черчиллевского «Свенгали», как военный министр Генри Стимсон, госсекретарь Джимми Бернс и молодой протеже Стимсона, позднее патрон Киссинджера, Макджордж Банди. В результате послевоенный мир, вплоть до нашего времени, оказался стратегической катастрофой для всех, включая подданных Ее Величества Королевы на британских островах и в других странах Содружества.
Теперь послевоенный мир, который запустили Черчилль и Трумэн, прекратил свое существование. Советская система разрушилась в 1989-91гг. Сегодня в России «шоковая терапия» Тэтчер-Буша-МВФ фактически оказалась трупом, который из-за нехватки денег на московское такси должен слоняться от дома к дому, умоляя, чтобы его похоронили. В то же время вся валютно-финансовая система МВФ находится в системном кризисе разрухи и даже угрожает дезинтеграцией. Господствующая толпа семейств истеблишмента Британии, Северной Америки и значительной части Западной Европы подобно британской монархии (старая «англичанка нагадила» — в тексте: «anglichanka nagadila»)[3] находится в безнадежном упадке, фатально цепляясь за гибельные традиции: подобно шекспировскому головорезу Гамлету она в полете в прошлое из будущего, которым не может управлять. Короче: еще с конца XIX века у России и Китая находится ключ к будущему всей Евразии и, следовательно, к миру в целом. Таким образом, сегодняшний мир повернулся назад, в полном смысле слова, к реалиям 12 апреля 1945 года: успех или провал попыток США установить отношения сотрудничества с объединенным Китаем и Москвой определяет успех или провал глобальной политики США на рубеже наступающего века.
Экономика и стратегия.
Соединенные Штаты не смогут достичь мало-мальски прочных долгосрочных отношений с Китаем или Москвой, если эти договоренности не будут согласованы с гарантией выживания людей и социально—политической стабильностью в этих странах. В России, как и в некоторых других странах, сегодня экономический кризис ставит вопрос о самом существовании этих стран. В Китае кризис еще не так очевиден, но результаты экономической политики там не менее плачевны.
Пока Соединенные Штаты и некоторые другие страны не придут к пониманию текущих экономических реалий, ни о какой стабильности политических отношений с этими двумя государствами, в частности, не может быть и речи. Самым актуальным вопросом, конечно, является ненадежная внутренняя экономическая ситуация — краткосрочного характера в России, среднесрочного в Китае.
Основная интеллектуальная трудность, которая мешает усилиям Вашингтона прийти к компетентному пониманию ситуации внутри России и Китая состоит в том, что сегодня большинство влиятельных институтов США истерически противятся желанию открыто взглянуть на реальную экономическую ситуацию пределами бывшего Советского Союза и Китая, как в мире в целом, так и внутри самих Соединенных Штатов, в частности.
Решающий стратегический факт, который большинство в официальном Вашингтоне пока старается в упор не видеть, состоит в том, что мировая валютно-финансовая система — система МВФ, включающая в себя Федеральную Резервную систему США, несомненно обречена на гибель не со временем, а в самом ближайшем будущем. Системный коллапс этих институтов уже в полном разгаре. Любой из множества вероятных инцидентов в ближайшем будущем мог бы вызвать немедленную цепную реакцию финансового краха по всей планете. Такой кризис угрожает разразиться если не в ближайшие дюжины недель, то почти наверняка до 1997 года.
Для предотвращения этого краха ничего сделать нельзя, кроме маловероятной в данный момент акции правительства США по реорганизации существующей монетарной системы через контролируемое правительством ее финансовое банкротство. Ведущие круги мировой финансовой олигархии подтверждают свое согласие с этой оценкой: свидетельство тому паническое бегство инвестиций элитных владельцев привилегий и информации с финансовых рынков и их перекачивание в хранилища золотых монет и слитков, в запасы нефти, ценных металлов и продовольственных товаров. Хорошо информированные богачи стремятся убраться с пути приближающегося финансового урагана в штормовые убежища, где хранятся золотые слитки, сырье и дефицитные продукты питания.
Действенные инициативы по управляемой правительствами реорганизации уже обанкротившейся мировой финансовой системы, в конце концов, наверняка будут реализованы, причем, возможно, в течение последующих восемнадцати месяцев.
К сожалению, не исключено, что эту акцию придется подождать, пока общественно осознанная ситуация не будет доведена до такой крайности, что правительства поверят в наличие политической поддержки, необходимой для такого рода драматических действий. Действительно безусловным является то, что в любом случае, причем в самое короткое время, современная международная валютно-финансовая система потерпит крах.
Мы не должны забывать, что сущность любого лидерства, достойного так называться, состоит в том, что страны могут быть спасены только тогда, когда выдающиеся личности действуют решительно, эффективно ради проведения в жизнь настоятельно необходимых мер, которые сторонники посредственного, превалирующего мнения рассматривают как слишком радикальные, превышающие меры необходимости или даже абсурдные. В эпоху, когда не только посредственность, но даже «политическая корректность» господствуют практически во всех влиятельных кругах, лучшее, чего мы можем ожидать, — это внезапные, порочные действия. Очень многие уже пострадали и недавно погибли (в Африке и на Балканах, внутри Соединенных Штатов и еще кое-где) без всякой необходимости из-за убийственной комбинации прагматической посредственности и «политической корректности» как официального Вашингтона, округ Колумбия, так и господствующего общественного мнения энтузиастов американского телевидения.
Подтверждается старая поговорка: «Дурной ветер не навеет ничего хорошего»: у сегодняшних ученых-мыслителей России есть специфическое, хотя и нежелательное преимущество, которое они обрели благодаря резкому и жесткому опыту, пережив в короткой последовательности и коллапс большевистской системы, и наступивший после этого еще более быстрый и бедственный крах опрометчиво импортированной «модели свободной торговли» профессора Милтона Фридмена, премьер-министра Маргарет Тэтчер, посла Роберта Страусса, Ньюта Гингрича и Джорджа Сороса. Как отмечается в докладе академика Львова, данный двойной опыт посеял среди россиян подозрение во вражеском привкусе этих экономических суеверий, которые истерически отстаиваются до сих пор «квакадемиками»[4] и большинством правительств Западной Европы и Америки.
Таким образом, одна из привлекающих внимание характерных черт доклада академика Львова — это свежесть, с которой информированный автор применяет свой профессиональные качества для критического пересмотра собственного опыта и множества когда-то популярных предположений, лежащих в основе и советских догм, и догм Адама Смита. Поэтому диалог с соответствующими учеными России необходим не только для формирования эффективной новой политики США по отношению к Москве, но также для выбора способов стимулирования необходимой новой концепции глобальной экономической политики, которая срочно нужна миру в целом, не исключая США. Именно в таком духе и с такой целью мы и представляем читателям доклад Центрального экономико-математического института.
Дважды в течение этого века большинство населения США соблазняли сказочной иллюзией в голливудском стиле относительно отношений Америки с «нашим самым близким британским союзником». Эта иллюзия стала распространенной во времена двух неприкрытых по своему характеру любителей Конфедерации[5] среди президентов США XX века — Теодора Рузвельта и рекламного агента Ку-Клукс-Клана Вудро Вильсона. Культ англофилии доминировал также при президенте Трумэне, киссинджеровском президенте Никсоне, Картере из Трехсторонней комиссии и тэтчеровском Буше. Надо признаться, что она сохранялась в качестве сентиментальной тенденции и при администрациях Эйзенхауэра и Рейгана.
В противоположность голливудской англофилии, истинный характер отношений между США и Британией ясно проявлялся в антимонархической политике Джорджа Вашингтона, Джеймса Монро, Джона Куинси Адамса, Авраама Линкольна, Уильяма МакКинли и Франклина Рузвельта. Та же истина хорошо видна сегодня, когда памятная ненависть Лондона к Франклину Рузвельту отражается в грубых нападках на президента Клинтона со стороны Холлинджер Корпорэйшн Конрада Блэка, Дуэйна Андреаса и бывшего посла Роберта Страусса. По-существу, всегда было обманом утверждение о наличии единства принципиальных интересов у США и Британской монархии; это было особенно ясно подчеркнуто еще Госсекретарем США Джоном Куинси Адамсом в набросках антибританской Доктрины Монро. Содержание послания Адамса по этому вопросу применимо и к сегодняшнему дню.
Прежде всего, жизненные интересы Соединенных Штатов Америки всегда непримиримо расходились с интересами Британской монархии, начиная со времен короля Георга III, потом в дни премьер-министра Уинстона Черчилля и сегодня — при королеве Елизавете II. У США не может быть компетентной стратегической внешнеполитической доктрины, которая не исходила бы из понимания природы и причин непримиримости, а также принципиального отличия моральных свойств британской монархии и конституционной федеральной республики Соединенных Штатов.
Из этого следует, что не может быть компетентного понимания США другой страной, если эта страна не осознает, что корни истинной национальной самобытности Соединенных Штатов с их глубинными жизненными интересами следует искать в фундаментальном конфликте между британской монархией и самим существованием Соединенных Штатов. Это началось не позднее начала проказ королевского губернатора Эндроса в 1688-89гг. Предметом спора является не менее важный вопрос, чем две взаимоисключающие концепции человека и природы. Самопровозглашенный агент влияния британской дипломатической службы сэр Генри Киссинджер признал продолжающийся конфликт, хотя и в своей собственной омерзительной интерпретации[6]. Киссинджер действовал соответствующим образом как британский агент в течение 1969-77гг., т.е. в период своей «инкарнации в Белом доме», так же он действует и теперь. Другие страны, такие как Китай и Россия, нас оценят неверно, если они представят себе США или Киссинджера в ином свете, чем описано здесь.
Страны мира нужно предостеречь. Допустим, время от времени народ и правительство США ведут себя так, как будто забыли о конфликте с нашим традиционным врагом — Британской монархией, от которого зависит продолжающееся существование нашей федеральной конституционной республики. Данный исторический конфликт будет сохраняться до тех пор, пока существует эта монархия в таком виде, как сегодня, продолжая паразитические олигархические традиции Венеции, Вильгельма Оранского, Георга III, лорда Пальмерстона, Эдуарда VII, Уинстона Черчилля, Бертрана Рассела и Маргарет Тэтчер. И независимо от того, признают этот конфликт или нет в тот или иной период, он будет заявлять о себе снова и снова и иногда очень жестко, если на него очень долго не обращать внимания. Никогда не стоит забывать, как много ветеранов Второй мировой войны могут воскресить в памяти тот исторический факт, который они сами открыли для себя: этот исторический конфликт с коварным Альбионом существует всегда, причем он скрыт от происходящих на поверхности изменений в нашем национальном общественном мнении, и именно этим определяется истинный исторический характер нашего государства. В этом ключ к компетентной оценке стратегических интересов Соединенных Штатов.
Мы, народ Соединенных Штатов, должны снова сознательно усвоить здравый взгляд на Британскую монархию и наше отношение с ней. В противном случае наша собственная внешняя политика нас разрушит. Не только мы, Соединенные Штаты, должны понять это кардинальное отличие от глобальной англо-голландской финансовой олигархии, но и наши партнеры по договорам должны также взглянуть в лицо реальности, несмотря на разрекламированные иллюзии. Эта нынешняя глобальная стратегическая реальность стала сегодня намного более очевидной, чем в любой момент за последние 70 лет.
Россия, на наследство которой мы должны ориентироваться, — это Россия Екатерины II, которая выручила находившиеся в опасности Соединенные Штаты, предводительствуя Лигой вооруженного нейтралитета в решающей победе над нашим британским врагом в 1780-1783 гг.[7].
Именно этой России помог командующий флотом САСШ Джон Поль Джоунс. Именно эта Россия при Александре II спасла Соединенные Штаты, угрожая войной Англии и ее марионетке Франции, в случае, если лорды Рассел и Пальмерстон и Наполеон III возобновят свои попытки направить военно-морские силы против США в поддержку спонсируемых Лондоном мятежных рабовладельцев Конфедерации. Именно эту Россию обманул преданный Британии президент Теодор Рузвельт, игравший в геополитические игры короля Эдуарда VII. Россия должна придавать особое значение этой исторической связи, точно так же, как и мы должны понимать глубокие корни России, борющейся сейчас за свое самовыражение.
В этой позиции — ключ к более точному пониманию специфики нынешнего глобального экономического кризиса, отразившегося в России и в США по-разному.
Стратегия и экономика.
Как подчеркивает академик Львов, одной из важных особенностей России является то, что она располагает большим количеством сырьевых ресурсов на душу населения. Однако мы не Миниверы Чиви[8], мы не презираемые паразитические физиократы: для понимания обнадеживающих особенностей российской экономики мы должны, как показывает доклад академика Львова, делать упор на производительный потенциал ее народа. В этом смысле поучительным является сравнение с Украиной.
За исключением сельскохозяйственного потенциала, рек, береговой линии, на территории Украины практически нет природных ресурсов для промышленного развития, если не считать выдающегося производительного потенциала, представленного ее учеными и образованным населением вообще. Украина должна кормиться за счет прибыли, получаемой из добавленной стоимости, обеспечиваемой ее конкурентоспособной наукой и производительностью труда.
В конечном счете, такой же ключ годится и к экономическому восстановлению новой России. Это экономический потенциал и России, и Украины, которой премьер-министр Маргарет Тэтчер и президент Джордж Буш намеревались разрушить; так же, как оговорено в качестве особого условия в презренном нравоучении, известном как «Доктрина Вебстера», которое МВФ и посол Буша Роберт Страусс применили к России и Украине. Как и Украина, постсоветская Россия концентрирует свой экономический потенциал вокруг научного истэблишмента и в относительно превосходящем качестве программ всеобщего производственно-технического образования{1}.
Для обоснования этого положения автор данной статьи предлагает свой взгляд на проблему, отражающий как традиционный подход, так и относящиеся к данному вопросу результаты собственных исследований, являющиеся уникальными. Традиционность заключается в признании того, что современная европейская цивилизация берет начало со времен создания в 15 веке первого современного государства-нации — Французской республики Людовика XI. Это также научная и экономическая традиция француза Жана-Батиста Кольбера и европейца Готфрида Лейбница, которая нашла отражение в антиадамсмитовской Американской системе политической экономии Министра финансов США Александр Гамильтона, а также в деятельности Фридриха Листа. Она встречается и в русской истории — во влиянии программы, разработанной Готфридом Лейбницем для Петра I, и в прямом и косвенном влиянии Листа на экономическую практику и политику Дмитрия Менделеева и графа Сергея Витте. Дополнительным уникальным фактором является открытие автором научных принципов физической экономики, которая играет решающую роль в понимании способа, при помощи которого должен быть использован российский научный и образовательный потенциал для преодоления бедствий, постигших сегодня экономику страны.
Передававшийся по телевидению «Берлинский» доклад автора (12-го октября 1988 г.) содержал предложение о применении к новой России традиции Американской системы политической экономии. В этом докладе, который был представлен национальной телевизионной аудитории США в том же месяце, автор заявил о приближающемся крахе советской системы и предстоящем воссоединении Германии, а также четко очертил политику сотрудничества по восстановлению экономики Восточной Европы[9]. Эта концепция вскоре была значительно детализирована, начиная с ноября-декабря 1989г., в политических заявлениях и выпусках проспектов под рубрикой «Европейский продуктивный треугольник»[10].
Политика продуктивного треугольника не только предвосхитила все основные детали, но и пошла несколько дальше «Плана Делора» (см. рис. 1, стр. 15). Она была направлена на то, чтобы задействовать центр мирового экономического прогресса, известный со времен Карла Великого, который представляет собой структуру типа сферообразного треугольника с вершинами в Париже, Вене и Берлине, как ось технологического двигателя для всей Евразии. Этот треугольник должен стать своего рода ядром сети оборудованных железнодорожным сообщением «коридоров развития», распространяющихся на Восток и на Юг, пересекая Евразию по таким направлениям, как Берлин-Варшава-Москва, а также Киев и далее к Тихому и Индийскому океанам. Хотя принципы, заложенные в предложения по «продуктивному треугольнику», либо неизвестны, либо не модны в классных комнатах и профессиональных журналах европейских и североамериканских академий последней четверти века, в них нет ничего, что противоречило бы установившейся традиционной доктрине и практике американской[11] Их можно легко найти среди того, чем занимается российский Центральный экономико-математический институт. Пригодность этих принципов в условиях нынешнего экономического положения России была отмечена автором настоящей статьи в его специальном докладе комитету Российской Государственной Думы 20 февраля 1995 года[12].
Действительно новым для русских ученых, но тем не менее необходимым, здесь является оригинальное открытие автором сущности и проблем математического отображения причинной связи между ориентацией образования и капитальных вложений на науку как на двигатель экономики, с одной стороны, и последующим ростом «макроэкономической» производительной силы труда работников агропромышленной сферы, с другой[13].
В течение ближайших месяцев, когда нынешняя глобальная валютно-финансовая система, центром которой является МВФ, рассыплется в пепел после взрыва, причиненного «рычагом обратного финансового воздействия», всю тяжесть главных проблем России придется разделить всем странам планеты. В этом случае единственно необходимым выходом, предотвращающим глобальный крах физической экономии Земли, сможет стать лишь немедленное создание новой мировой финансовой и государственной кредитной системы на базе принципов «Американской системы», противостоявшей всем направлениям реорганизации экономической политики, осуществляемой в течение последних тридцати лет под эгидой системы МВФ и Мирового Банка. Короче говоря, система Адама Смита вскоре должна быть унесена тем же Стиксом мертвой истории, который смыл советскую систему на одно историческое мгновение раньше.
Таким образом, можно сформулировать следующий стратегический вывод. Дискуссия об экономических реалиях и перспективах России сегодня является основой для формирования принципов такого международного сотрудничества между стратегически решающими группировками стран, которое обеспечит глобальную реконструкцию мировой финансовой и кредитной системы, причем ее необходимо ввести в действие через несколько недель или по крайней мере в течение года, но не позднее. От этого зависит будущее цивилизации. Так мы обеспечим правильное сочетание экономики и стратегии.
Инфраструктурная политика.
Обобщим некоторые последствия, вытекающие из программы «Продуктивного треугольника», затрагивающие безбрежные пространства Восточной Евразии, а затем завершим данную вводную статью, сфокусировав внимание на математических проблемах, поставленных в русле рассмотрения принципов науки как двигателя современной экономики.
Наиболее заметное препятствие для успешного экономического развития огромных потенциалов России открывается взгляду всякого, кто летит на самолете к востоку от Варшавы: это большие неразвитые пространства, которые требуют элементарного инфраструктурного обустройства. Именно они являются главной помехой успешной реализации современных технологических инвестиций в производительную силу труда. Это характерно для тех обширных земельных пространств, развитие которых должно превратить их в мосты, простирающиеся вплоть до густо населенных приморских районов Тихого и Индийского океанов. Это та ключевая проблема для постсоветской Евразии, за решение которой предлагает взяться «Продуктивный треугольник» Ларуша.
Главные идеи для этой концепции были заимствованы из накопленного Западной Европой опыта успешных преобразований, проведенных после Карла Великого. Сначала это были внутренние водные пути, сухопутные дороги и торговые (ярмарочные) центры; позднее — многочисленные развитые внутренние водные пути, а потом — железные дороги. Наиболее заметен здесь вклад германо-американского экономиста Фридриха Листа. Прообразом основных положений «Продуктивного треугольника» Ларуша и позднее — «Плана Делора» послужили выдающиеся работы Дмитрия Менделеева и графа Сергея Витте, посвященные развитию промышленности и железных дорог в России в конце ХIХВначале XX веков.
Урок, который можно извлечь из успешного исторического развития экономики Западной Европы и Северной Америки заключается в том, что не следует осуществлять экономическое развитие сразу всех обширных пространств. Овладение ими лучше проводить по направлениям «коридоров развития», ширина которых примерно 100 км — по 50 км в обе стороны от позвоночной транспортной артерии, которой может быть, например, судоходный внутренний водный путь, магистральная железная дорога или транспортная линия на основе магнитной левитации, вытесняющей ныне рельсовые дороги.
Используемые принципы убедительно иллюстрируются данными по пяти странам в интервале 1967-70 гг. Это, с одной стороны, три промышленно развитые страны того периода — Япония, Западная Германия и США, а с другой — две типичные развивающиеся страны — Китай и Индия. Если уровни технологии первых трех стран были в тот период сопоставимы, то ярко выраженным было существенное различие в плотности населения: на обитаемой территории Японии — предельно высокая плотность, по сравнению с ней Западная Германия имеет высокую плотность, а для США характерна низкая плотность. Высокая плотность населения является заметным экономическим преимуществом: транспорт между точками производства и потребления, маршруты с короткими и средними дистанциями и использование базовой производственной инфраструктуры делали экономику намного эффективнее. В противоположность этому, нехватка инфраструктурных средств и отставание инфраструктурного развития в таких густо населенных странах, как Индия и Китай того периода, с силой набата вскрывают коренные причины бедности, связанной с существенной инфраструктурной недоразвитостью.
Такой же урок, причем с особенно жесткой наглядностью нам преподносит наследие Британской и Голландкой Ост-Индийских компаний в прибрежных районах Тихого и Индийского океанов. Здесь мы видим полную неразвитость инфраструктуры во внутренних районах, ведущую к концентрации населения и коммерции в относительно немногочисленных гигантских, насыщенных трущобами экономически неуправляемых центров, расположенных в основном в прибрежных регионах и забытых, подобно выброшенному балласту, после отступления колониальных войск из территорий, расположенных к востоку от Суэца.
В России проблема отсталости и недоразвитости была усугублена советской экономической историей. Соответствующий феномен советской системы — это практика, которую советский экономист Евгений Преображенский уже в 20-х годах называл «социалистическим первоначальным накоплением». Недостаток глубокого инфраструктурного развития и инстинктивные горестные стенания недальновидных «энвайронменталистов» по поводу мнимого зла «социалистической индустрии» являются порождением того, что Преображенский называл «социалистическим первоначальным накоплением»: одноразовое накопление капитала за счет крупномасштабной «экономии издержек», достигаемой через отказ от инвестиций на восстановление и совершенствование производственного оборудования и других средств, от которых зависит дальнейшее обновление производительной и других, связанных с ней функций экономики. В общем виде эта проблема выглядит так: путем ограбления завтрашнего дня оплачиваем сегодняшний.
Короче говоря, стратегия,которую мы определили как «коридоры развития», открывает путь к созданию преимуществ относительной концентрации населения и производительной активности (японского типа) на сравнительно небольших участках крупной территории. При всех других равных географических соображениях «коридор развития», как мы уже отмечали, будет распространяться примерно на 50 км обе стороны от центральной оси, представляющей собой водный путь, железную дорогу, трубопровод и магистральную энергетическую линию. Развитие более обширных территорий осуществляется примерно так, как проводилось строительство железных дорог в США, которое открыло доступ к западным штатам при помощи перекрестного рассечения обширных пространств «коридорами развития».
Без ставки на осуществляемое подобным образом преимущественное инфраструктурное развитие вряд ли возможна успешная реконструкция России. Без использования такого рода современных «коридоров развития», простирающихся от Берлина до Тихого и Индийского океанов, вряд ли возможно достижение темпов и уровней экономического развития, необходимых для удовлетворения нужд населения Китая и Индийского субконтинента.
Необходимость больших объемов непосредственных капиталовложений — это не предлог для возражения против инфраструктурных коридоров. Вообще говоря, при разумном распределении затрат в современной экономике доля общей рабочей силы, которую следует направить на развитие и обустройство базовой производственной инфраструктуры, должна быть (после сферы производства) вторым крупнейшим показателем занятости. Более того, принципиально обоснованным с исторической точки зрения является такой способ стимулирования экономического роста, который осуществляется только через мобилизацию ресурсов государства для создания кредита, обеспечивающего решающие доли первоначального капитального фондирования. Поскольку от эффективной деятельности государства зависит успех в его собственном, государственном секторе экономики, прежде всего в базовой производственной инфраструктуре, то именно крупномасштабное инфраструктурное развитие и связанные с ним государственные проекты на деле стимулируют высокие темпы.
Физического роста частного сектора экономики.
Единственно апробированным способом эффективного развития экономики, которая преуспевает именно таким образом, является тот, который министром финансов США Александром Гамильтоном был впервые назван «Американской системой политической экономии», которая противостоит смоделированной по-венециански альтернативе англо-голландской финансовой олигархии (так называемой альтернативе Адама Смита). Она также полностью исключает различные феодальные и феодалистские модели олигархического общества.
Обрушившийся сегодня на нас валютно-финансовый коллапс — это катастрофическая гибель всей англо-голландской олигархической финансовой системы, которая господствовала на большей части этой планеты в течение последних пяти десятилетий и, наконец, после краха советской системы в 1989-91гг. установила свое господство на всей планете. Именно эта ситуация открывает путь к безотлагательному и немедленному восстановлению «Американской системы» национального банковского дела и государственного кредита вместо гибнущей международной системы.
В этих условиях уже неприемлемы существующие сегодня кустарные способы, используемые для оценки успехов и провалов предлагаемых экономических проектов. Особенности функционирования мировой экономики должны быть радикальные изменены — от модели рантье англо-голландской международной финансовой олигархии к новым функциям, присущим «Американской системе».
Таким образом, правильный выбор для России и глобальные благоприятные возможности успешной реализации этого выбора сходятся в одной точке — в решении начавшегося глобального коллапса умирающей обветшалой системы, в которой доминировал МВФ. Предмет нашей заботы в том, чтобы как можно быстрее построить финансовую спасательную лодку, необходимую для бегства с обреченного финансового «Титаника», и успеть доплыть на ней до спасительной гавани новой Американской системы. Мы не должны отвлекаться на какие бы то ни было другие цели, чтобы не потерять ни грана нашей драгоценной и далеко не беспредельной энергии и других ресурсов.
Творчество — роль личности в истории.
Чтобы избежать катастрофы для сегодняшнего народонаселения мира, мы должны быстро и точно решить задачу возрождения мировой экономики. Громадность этой задачи ставит перед правительствами предварительное условие, согласно которому мы должны не только избавиться от простых ошибок, но и устранить органические пороки всего имеющегося ассортимента экономических доктрин. У нас нет необходимости делать обзор очевидного академического мусора типа апологетики примитиву, варварству, феодализму и британской культуре в венецианском стиле. Однако даже те экономические доктрины, которые реализуются на практике и отражают действительно научный уровень мышления, также страдают неспособностью отражать практические последствия индивидуального человеческого творчества в осуществлении и поддержке технологического и других связанных с ним видов прогресса. В общем виде возможный ответ на этот специфический вызов следует искать в пока что уникальном применении метода Ларуша-Римана в физической экономике[14].
Подытожим положения, которые являются решающими в том аспекте международного диалога, который мы поддержали публикацией доклада Российского Центрального экономико-математического института.
Любому научноподготовленному исследователю, пытающемуся создать удачную и обоснованную модель народного хозяйства в русле физической экономики, а не в монетаристких категориях, становятся очевидными несомненные факты. Они ведут его к понятиям педагогической модели, выраженной в терминах используемой во всех университетских аудиториях термодинамики. Для этих целей монетарная терминология не может быть использована, т.к. цена имеет лишь фиктивное значение для любой характеристики экономики как физического процесса.
Хотя мы уже описали этот процесс аппроксимации в других местах, некоторые выводы следует напомнить.
Вместо цен следует использовать физико-экономическое понятие «рыночных корзин» требуемых уровней потребления. При этом следует принимать в расчет потребление (на душу населения, на домохозяйство и на квадратный километр используемой земли) домохозяйствами и процессами материального производства тех элементов, из которых складывается содержимое «рыночной корзины». Материальное производство включает в себя базовую экономическую инфраструктуру, сельское хозяйство и разработку недр, обрабатывающую промышленность и т.д. Мы также включаем сюда три категории услуг:
Здравоохранение, образование, науку и технологию в качестве материальных компонентов рыночной корзины, поскольку они являются решающими в определении уровня производительного потенциала рабочей силы. Затем мы сравниваем уровни (на душу населения и на кв.км) производства по этим статьям с расходами (измеряемыми также как и по другим статьям рыночной корзины), которые несет общество для продолжения производства, обеспечивающего тот же уровень выпуска продукции.
На следующей стадии это ведет нас к улучшенному приближению: оценке потребления и производства с точки зрения более очевидных неявных функций. Представим себе, что для поддержания данного уровня (душевого и на квадратный километр) производства требуется такой уровень потребления, который может быть доказан по аналогии с «энергией системы». Таким образом, подразумевается, что любой объем выпуска сверх требуемого «энергией системы» может рассматриваться как «свободная энергия». Таким образом, мы имеем общее понятие релевантного отношения «свободной энергии» к «энергии системы», выраженного в показателях на душу населения, на домохозяйство и на квадратный километр. Представим себе далее наблюдаемое воздействие повышения или снижения уровня душевой и иной «энергии системы» на поддержание отношения «свободной энергии» к «энергии системы». Это выражает понятие неявной функции.
Понятие этой функции должно быть затем уточнено, чтобы отразить воздействие потребления «свободной энергии» на само функциональное отношение. Важная и желаемая реализация отдачи этой «свободной энергии» является, как правило, двойной: во-первых, расширение масштабов экономики и увеличение капитало- и энергоинтенсивности народного хозяйства, во-вторых, повышение, благодаря этому, уровня необходимой «энергии системы» на душу населения, на домохозяйство и на квадратный километр. Следовательно, общее требование, предъявляемое к понятию уточненной неявной функции, заключается в том, чтобы отношение «свободной энергии» к «энергии системы» не снижалось, несмотря на функционально неминуемое увеличение абсолютной величины «энергии системы» на душу населения, на домохозяйство, на квадратный километр.
Теперь исследователь уже определил имплицитно все преуспевающие общества как характеристически «неэнтропийны»[15]. Применение искусства заводского инженера к предмету экономической истории дает в результате набор одновременных линейных неравенств, которые описывают относительные направления и темпы изменения соотношений производства и потребления в терминах приближения: «более чем» и «менее чем». Этот набор неравенств таким образом описывает требуемый и измеримый неэнтропийный результат[16].
Пока все идет нормально. В отличии от аксиоматически абсурдных предположений покойного Джона фон Неймана и иже с ним каждое компетентное усилие в данной области, которое мы описали, имеет тенденцию давать полезный результат, но фактически все они обходят молчанием наиболее серьезную из фундаментальных научных проблем. Общий корень каждого и всех этих провалов вместе взятых — в идеологически ошибочном предположении, будто причинное соотношение, лежащее в основе описанного экономического процесса, может быть представлено в выражениях, не оскорбляющих сторонников общепризнанных университетских разновидностей математической физики. Именно в преодолении такого рода традиционного академического заблуждения состоит уникальное значение метода Ларуша-Римана.
Именно этот вопрос не раз возникал в Москве в дискуссиях тамошних ученых по поводу открытий автора настоящей статьи в области физической экономики. Этот вопрос упоминается в «Неньютоновской математике для экономистов»[17]. Некоторые выводы, изложенные в этом труде, уместны и здесь.
Мы только что описали самый главный методологический порок в практике общепризнанных сегодня и включенных в учебные программы разновидностей математики и математической физики. Это аксиоматический, онтологический вопрос, справедливо отнесенный под рубрику редукционизма. Эта методологическая ошибка может быть прослежена вплоть до пороков, присущих методу Аристотеля и еще к более раннему времени — до таких его предшественников, как Парменид из Элеи. Современный неоаристотелизм, широко известный как эмпиризм — это более радикальная версия метода Аристотеля. Как подтверждают ранее опубликованные источники, внедрение неоаристотелевских эмпирических заблуждений в ныне популярные разновидности математической физики может быть прослежено на каждом этапе, начиная с влияния основателя европейского «Просвещения» венецианского монаха и математика Паоло Сарпи (1552-1623гг.). Оно прослеживается через прямое влияние Сарпи, начиная с таких его адептов, как Галилео Галилей и Фрэнсис Бэкон, и кончая такими «плодами» его влияния, как знаменитый протеже венецианского аббата Антонио Конти — Исаак Ньютон[18].
Чтобы понять, как в последние десятилетия этот порок неоднократно разбивал попытки построить современную математическую экономику, следует уразуметь, как тот же самый эмпиристский метод, ответственный за эту рецидивистскую проблему, ранее формировал основания ставших общепринятыми вариантов старых разновидностей экономических учебных доктрин. Данная проблема метода введена в современную математическую экономику следующими основными путями.
Систематические формы эмпиристских теорий прибавочной стоимости прослеживаются в чистом виде до крайне влиятельной сети салонов, действовавших по всей Европе, основанной при координации венецианского аббата Антонио Конти. Конти создавал такую собственную сеть, которая была организована вокруг созданного им мифа о гениальности Ньютона. Среди наиболее причастных к этому делу адептов Конти (именно в русле эмпиристской экономики) были физиократ доктор Франсуа Кенэ (из Франции), мистификатор Пьер-Луи Мопертюи (одно время — глава Берлинской Академии Фридриха II) и экономист Джиаммариа Ортес (много путешествовавший венецианский монах и изобретатель мальтузианства)[19].
Три основных, относительно отличающихся друг от друга разновидности эмпиристской экономики вышли прямо из «ньютонианской» (т.е. эмпиристской) экономики, созданной сетью салонов Конти: физиократическая догма Кенэ, школа Хэйлибюри Британской Ост-Индийской компании, представителями которой являются Адам Смит и Иеремия Бентам, а также Карл Маркс с его «Капиталом». Первые две из этих трех догм (физиократическая и фритредерская) были разработаны детально в салоне Конти как нападки на предшествовавшую экономическую теорию камералистов (например, Жана-Батиста Кольбера) и Готфрида Лейбница. «Капитал» Маркса является в основном продуктом влияния британской школы Хэйлибюри, хотя в нем сказалось также сильное влияние писаний Кенэ.
Каждый из этих трех отличается от двух других своим собственным аксиоматическим способом определения источника возникновения экономической «свободной энергии».
Фрондер Кенэ приписывает «макроэкономическую» прибыль общества исключительно «щедрости природы» и считает, что эта прибыль принадлежит тем, кому лишь Богом дано право собственности как на землю, так и на человеческий скот, называемый крепостными. Единственными владельцами всего этого являются земельные феодальные аристократы. Другими словами, Кенэ определяет «прибыль» по методу метафизики Аристотеля как эпифеномен[20] феодального права собственности[21].
Смит, раболепствующий прислужник Вильяма Фитцмориса Петти («Шелбурна» или «Лэндсдоуна») из Британской Ост-Индийской компании буквально пародирует физиократов Кенэ и Тюрго по всем пунктам, исключая атрибуцию источника прибыли; Смит определяет прибыль как эпифеномен «Щедрости торговли» и таким образом воздает честь и хвалу тем англо-голландским финансовым аристократам венецианского толка, которые (кое-кто говорит, что это «случайно») были владельцами смитовского нанимателя — Британской Ост-Индийской компании.
Маркс, следуя экономистам Хэйлибюри, точно также, как и Смит следовал Кенэ, приписывал эпифеномен прибыли (прибавочную стоимость) «мозолистой руке труда», которую также обожествляли американские идеологи анархо-синдикализма.
Все эти эмпирические разновидности экономических доктрин и их отростки были также предтечами современной «теории хаоса» Ильи Пригожина и проч. Версия «теории хаоса» Кенэ была названа laissez- faire. Адам Смит целиком спародировал laissez-faire[22].Кенэ, англизировав ее как «свободную торговлю» и канонизировав как языческого бога, т.е. «Незримую Руку». Маркс, за исключением его взглядов на вопрос о переходной форме общества, названную им «диктатурой пролетариата», частично по требованию Фридриха Энгельса, защищал «свободную торговлю» от экономистов Американской системы, объявляя по этому случаю Адама Смита «ученым», а своих современников — экономистов Американской системы того времени (таких, как Генри Ч.Кери и Фридрих Лист) не признавал за ученых.
Связь этого фрагмента истории с проблемами сегодняшнего дня обнаруживается при следующем сравнении. В попытке применить методы современного математического анализа к экономике экономист-математик несет двойную нагрузку.Более заметный груз — это беда от пережитков идеологического багажа, глубоко врезавшегося в заученные экономические догмы; менее заметный, но более значительный груз — это идеологический вьюк, таящийся в самих методах современной общепризнанной математической физики. В обоих аспектах обсуждаемого предмета ошибочность аксиоматических предположений идентична. Они были унаследованы как раз из идеологического багажа эмпиристского метода математической физики Сарпи, играющего здесь главную роль, а отсюда были выведены эпифеноменалистские свойства идеологий Кенэ, Хэйлибюри и Маркса, а также Норберта Винера и Джона фон Неймана.
Формально первопричиной данной проблемы является незамысловатая ошибка в предположении, что причина феномена подразумевается в структуре алгебраического выражения, используемого для представления измерения соответствующего эффекта.
Типичное выражение этой ошибки — это механистический взгляд на физическую категорию «пространство-время» как кинематическое взаимодействие движущихся тел, «блуждающих» в вакууме идеализированного эвклидового пространства-времени: математика Сарпи, Галилео, Гоббса и Ренэ Декарта. Это было описано примерно через два века газовой теорией британского лорда Рейли.
Объяснения таких механистических схем допускают, что причинность может быть представлена механистически, как бесконечная статистическая цепная последовательность ударных взаимодействий (плюс аналогичное лучистое воздействие) и «действие на расстоянии». Этот метод, который использовался Галилео, Ньютоном и другими в их пародиях на открытые ранее Кеплером законы гравитации и движения. Именно в XVIII веке так называемый «ньютонианский» метод использовался салоном Конти для установления эмпиристских экономических догм, мальтузианской догмы Ортеса и радикальной «ньютонианской» социальной теории Мопертюи, Ортеса, а также «Введения в мораль и законодательство» Иеремии Бентама. Этот метод, которым Гоббса снабдил его учитель математики Галилео Галилей, был предпосылкой для его социальной теории; эта модель стала основой центральной доктрины британской моральной философии и социальной теории в целом.
Предмет спора по поводу метода вкратце сводится к следующему. Хотя мы можем и должны использовать указанный метод математико-экономического моделирования для измерения неэнтропийного эффекта «макроэкономических» процессов, абсурдным был бы вывод, будто из этого следует, что причину неэнтропийного роста преуспевающих экономик мы можем найти при помощи аппарата традиционной математики.
Хотя эту причинную связь нам не поможет описать обычная школьная математика, ее легко исследовать другими путями. Рост народонаселения, начиная с нескольких миллионов (такая численность возможна и для высшей человекообразной обезьяны) до сотен миллионов и затем миллиардов человек, при соответствующем улучшении демографических характеристик домохозяйств, является неопровержимым доказательством этого эффекта. Человечество является единственным биологическим видом, который может неоднократно и целенаправленно повышать уровень достигаемой им потенциальной относительной плотности населения. Опыт современной европейской цивилизации, начиная с середины XV века, подсказывает нам необходимость обращения к фундаментальному научному и создаваемому им технологическому прогрессу в сфере производительной силы труда, который свидетельствует об уникальном потенциале человеческого рода.
Последнее замечание открывает пути решения проблемы установления причины неэнтропийного экономического роста. Оно также ведет к открытию ясно обозначенной линии поведения, благодаря которой могут быть реализованы в общественной практике более высокие темпы такого неэнтропийного прогресса.
Любое истинное открытие принципиального значения в науке имеет эффект, эквивалентный изменению одной или нескольких аксиом из множества, которое лежит в основе любой формальной математической физики. С формально-математической точки зрения, оно имеет эффект введения абсолютного разрыва, который разделяет теоремы новой и старой математической физики. Это аналогично передаче метафоры из головы поэта слушателю при помощи поэтической иронии. Идея, заложенная в метафоре, не может быть выражена в стихотворении ясно и определенно; поэтому используется ирония (парадоксы) стихотворения, чтобы побудить слушателя к мысленному воссозданию решения парадокса, которое и есть метафора, задуманная поэтом. Эти идеи имеют форму платоновскихидей, противоположных концепциям чувственного восприятия или эмпиризма. Все важнейшие принципиальные идеи в науке и в классических художественных формах — это идеи типа платоновских.
Эти соображения уводят нас от эмпиристских понятий об алгебраических причинных связях к представлениям Платона о Разуме, к тем представлениям, которые использовал Иоганн Кеплер, и к взглядам Готфрида Лейбница на «необходимое и достаточное основание». Они ведут нас от общепринятой математики к высшей геометрии физического пространства-времени, которой положил начало в 1854 г. Бернхард Риман в своей диссертации под названием «Гипотезы», а также к представлениям Георга Кантора о высшем трансфинитном[23].
Хотя это не меняет состава множества неравенств, построенного для измерения эффекта относительной экономической неэнтропии, у нас появляется возможность установить реальные причины этого эффекта и распознать те изменения в практической политике, при помощи которой этот эффект может быть поддержан и усилен. В частности, это устанавливает соотношения между некоторыми четко определенными принципами обучения и связанной с ними социальной политикой, с одной стороны, и общими принципами управления надлежащими формами отношений между человеком и природой, которые должны быть упрочены и сохранены, с другой стороны. Главное в том, что это устраняет те виды иррациональных суеверий, которые превалирует сегодня в обучении и формировании экономической политики как в учебных аудиториях, так и в правительственных кабинетах.
Очень важно поставить на такую же основу политэкономические диалоги между научными сообществами разных стран.
Примечания.
1.
См.: «К научному обоснованию реформ в России» — М.: ЦЭМИ — 1995.
2.
Elliot Roosevelt, «As He Saw It» — NY: Duell, Sloan and Pearce — 1946.
3.
Популярная старая русская частушка, нелестный намек на британскую монархию (прим. автора).
4.
Английская игра слов: «квак» — шарлатан, знахарь, мошенник (прим. перев.).
5.
Конфедераты-сепаратисты, сторонники Конфедерации одиннадцати южных штатов, отошедших от США в 1861, которая продержалась до конца гражданской войны в 1865г. (прим. ред.).
6.
См.: Henry A.Kissinger , «Reflections on a Partnership: British and American Attitudes to Postwar Foreign Policy» — доклад 10-го мая 1982 г., посвященный 200-летней годовщине основания современной британской дипломатической службе Иеримием Бентамом. Доклад прочитан в Чэтэм Хаузе (Королевском институте международных дел). Официальная расшифровка стенограммы сделана закадычными дружками Киссинджера из Центра стратегических и международных исследований при Джорджтаунском университете. Киссинджер попал в британскую службу внешней разведки при помощи профессора Уильяма Янделла Элиота в Уилтон Парк (отделение Чэтем Хауза при Гарвардском университете) сорок пять лет тому назад. Однако впервые он стал орудием Британии в разведывательной службе США пятью годами раньше при помощи генерала Джулиуса Кляйна и Фритца Кремера в Обераммергау, в зоне американской окупации Германии.
7.
Собственно, самой лиги как таковой не существовало. 2 марта 1780 г. Россия выступила с декларацией, адресованной Англии, Франции и Испании, в которой заявила о защите своей торговли и торговли нейтральных стран от насильственных действий английского флота в его войне с Североамериканскими колониями. Принципы, заложенные в этой декларации, были признаны странами Европы, кроме Англии, которая все же была вынуждена с ними считаться. Эти принципы были заложены в основу союзных договоров России с Данией, Пруссией, Австрией, Португалией и Королевством обеих Сицилий, заключенных в 1780-83 гг. Автор называет «лигой» этот комплекс двусторонних договоров России (прим. перев.).
8.
«Miniver Cheevy child of scorn» («Минивер Чиви . . . дитя презрения») — самое популярное из банальных стихотворений американского писателя Эдварда Арлингтона Робинсона (1869-1935 гг.), который имел несчастье находиться под покровительством президента Теодора Рузвельта.
9.
«LaRouche offers new policy for reunification in Berlin», EIR, 21.10.88, стр. 40-42.
10.
«Paris-Berlin-Vienna Triangle: Locomotive of the World Economy», EIR, 02.02.90, стр. 26-35.
11.
См.: Линдон Ларуш, «Вы на самом деле хотели бы знать все об экономике?» — М.: Шиллеровский институт — Украинский Университет в Москве — 1992.
12.
Линдон Ларуш, «Меморандум: Перспективы возрождения народного хозяйства России» — Шиллеровский институт науки и культуры — Бюллетень №5 — М. 1995. http://www.larouchepub.com/russian/bulletins/sib5/sib5a.html.
13.
Об открытии этих принципов см.: Линдон Ларуш, «Why Most Nobel Prize Economists Are Quacks» http://www.larouchepub.com/lar/1995/Quacks.html , EIR, 28.07.95, a также «Non-Newtonian Mathematics for Economists», EIR, 18.08.95.
14.
См. Ларуш, «Non-Newtonian Mathematics for Economists», loc.cit.
15.
Ibid.
16.
Напр.: «Вы на самом деле хотели бы знать все об экономике?».
17.
Loc. cit.
18.
Why Most Nobel Prize Economists Are Quacks» http://www.larouchepub.com/lar/1995/Quacks.html, loc.cit., стр. 31-38.
19.
Ibid.
20.
Эпифеномен (филос.) — придаток к феномену, побочное явление, сопутствующее другим явлениям, но не оказывающее на них никакого влияния (прим. перев.).
21.
Физиократы — это последователи Кенэ, представляющие интересы того слоя французской аграрной феодальной аристократии, известного в XVII веке как Фронда. Это профеодалистские противники усилий Генриха IV, кардинала Ришелье, кардинала Мазарини и министра Жана-Батиста Кольбера, направленных на продолжение политики короля Людовика XI, который стремился сделать Францию лидером основания и развития современной антифеодальной формы государственности. Фронда ассоциировалась до середины XVIII века с Орлеанским домом и, как орлеанцы, была близко связана с венецианцем Сарпи и другими венецианскими адептами британской финансовой аристократии.
22.
Laissez-faire (фр.) — политика невмешательства (прим. перев.).
23.
Ларуш, «Non-Newtonian Mathematics for Economists», loc.cit., passim.
Комментарии.
1.
Президент Джимми Картер назначил судью Уильяма Вебстера главой Федерального Бюро Расследования; некоторое время он был главой ЦРУ при президенте Джордже Буше. Его имя связывают с доктриной, которая утверждает, что с концом «холодной войны» должны быть найдены новые стратегические враги, главным образом, среди наших союзников, которые могут быть истолкованы как «конкурентная угроза» национальной экономической безопасности США. Эта доктрина усилила торпеду, запущенную правительством Тэтчер в октябреВноябре 1989 г., получившую название доктрины «Четвертого рейха», по которой экономика бывших стран СЭВ должна быть разрушены из-за «геополитической боязни» Лондона, вызванной опасностью усиления экономического потенциала германо-российской кооперации в постсоветскую эру. Предлог для применения «Доктрины Вебстера» к России (и Украине) основывалось на ощущение того, что превосходство русских ученых и великолепный образовательный потенциал рабочей силы могут позволить России превзойти «постиндустриальные» США.